Глава 3
Оставшаяся в живых Роза Прайс
Я была жертвой гитлеровского геноцида. До войны мы жили в маленьком польском городке. В нашей семье царила атмосфера любви и дружеской привязанности. Буквально со всеми мы поддерживали теплые взаимоотношения. Мои родственники жили в непосредственной близости друг от друга, и когда, к примеру, начинался дождь, можно было всегда заскочить в ближайший дом и очутиться в гостях у дядюшки или тетушки.
Мое воспитание проходило в духе ортодоксальных религиозных традиций. Мама наставляла меня, что иудаизм — это и есть жизнь. Я никогда не знала разницы между праздниками большими и малыми. Праздник просто был праздником. Даже к каждой субботе (шабат) отношение было действительно как к празднику.
Мама и бабушка уже в среду начинали подготовку к субботе, принимаясь за выпечку халы (хлеба). В пятницу готовилась рыба, варился куриный суп и вермишель. Днем мы относили в пекарню шолент — горшок с мясом, овощами и картофелем.
Мы тщательно умывались и одевали лучшую одежду. Стол застилался красивой белоснежной скатертью и доставалось все столовое серебро, которое было в доме.
За праздничным столом собиралась вся семья. По вечерам в пятницу мы ели рыбу. Папа возвращался из синагоги и читал кидуш, благословляя вино и хала, а затем обращался со словами благословения к нам, детям.
В субботу утром мы отправлялись в синагогу. После богослужения заходили в пекарню и забирали свой шолент. Вся семья усаживалась за бабушкин стол и с праздничным настроением приступала к еде.
Ужасы нацизма
Приход к власти Гитлера достаточно быстро изменил и нашу жизнь. Немцы оккупировали Польшу в сентябре 1939 года. Вскоре после вторжения захватчиков всех учеников еврейской национальности однажды собрали вместе, и наш учитель, рядом с которым находился представитель оккупационных властей, сказал: «Дети, вам нельзя больше ходить в школу, потому что вы — евреи». Мне тогда было десять с половиной лет. Мы все почувствовали себя ужасно подавленными.
Следующее, что сделали немцы, — это выселили нас из домов в гетто. Они полностью заняли небольшой еврейский городок, оставив коренным жителям лишь одну улицу.
Я и моя сестра, которая была на два года старше, были одними из первых, кого там поселили. Немцы схватили нас, когда мы шли в гости к бабушке, и отправили работать на завод по производству боеприпасов.
Все это выглядело кошмаром: вместо теплого, уютного дома мы очутились в ужасных условиях. Из атмосферы любящей и нежной семьи мы попали к человеку, постоянно избивающему нас плеткой. Какое-то время по вечерам нам разрешали видеться с родителями. Но однажды нас не пустили домой и отправили под конвоем в лес. Прошедшим летом мы не раз бывали в этом лесу, собирали грибы, чернику и малину. И снова я здесь, только уже как заключенная.
Невозможно передать, какое происходило беззаконие. Это почти не поддается описанию. Нас будили по утрам, когда было еще темно. Затем выводили из помещений, не обращая внимания на то, какая была на улице погода, и строили в ряд по пять человек, чтобы можно было всех пересчитать.
На заводе мы были заняты полный рабочий день. Я работала за станком, который позволял раскатывать полусантиметровый кусок алюминия до размера патрона. Потом надо было нанести смазку, вложить начинку и убрать боеприпасы.
До оккупации все, что от меня требовалось, — это ходить в школу, учиться, помогать маме по хозяйству, немного работать в саду и ухаживать за младшей сестрой. А теперь мне ставили условия: «Или ты освоишь работу за этим станком, или умрешь». И мне приходилось быстро учиться.
Какое-то время я плакала, пока не почувствовала, что больше это делать не могу, так как слез не осталось. Случилось это после того, когда население города насильно вывезли и мне стало понятно, что я вновь не увижу своих родителей и дорогой мне семьи. В тот момент я плакала последний раз за все двадцать пять прожитых лет.
Вначале я непрестанно молилась. Я вставала утром и произносила Мода ани, а в течение дня читала Шма и просто молилась Богу. Однажды я молилась о том, чтобы Бог послал мне мою мамочку, потому что я была голодна и страшно тосковала по дому. Я нуждалась в материнской ласке, а не в побоях. Мне хотелось помыться, но не было условий, не было и мыла. Мы постоянно ходили в грязи. Я молилась, но ничего не произошло. На мои молитвы ответа не последовало, и я сделала вы вод, что Бога не существует.
Концентрационные лагеря
Меня переводили из одного концентрационного лагеря в другой, пока я наконец не оказалась в Берген-Белзене, а затем в Дахау. Невозможно поверить даже самой, что я пережила такой ужас. В Берген-Белзене творились ужасно вопиющие преступления. Над нами издевались: выводили в поле и заставляли голыми руками копать сахарную свеклу из мерзлой земли. Я до сих пор помню, как сильно кровоточили мои руки.
В концентрационных лагерях нам довелось выстрадать многое. Один случай, характеризующий нечеловеческую жестокость, навсегда останется в моей памяти. Как-то раз я работала в поле на уборке свеклы. После нескольких лет, проведенных в таких условиях, я чувствовала себя почти как зомби. Мне пришла в голову мысль украсть одну свеклу и съесть ее. Я настраивала себя на то, что мой желудок этой ночью не особенно пострадает.
Наш рацион состоял из тонкого куска хлеба, где 80% было древесных опилок, и чашки кофе. Считалось, что это должно поддерживать наши силы в течение 24 часов. Очевидно, что этой пищи едва хватало, чтобы не умереть с голоду, не говоря уже о возможности заставить себя работать на страшном холоде.
После того как меня схватил охранник, я была так сильно избита, что даже сегодня, когда говорю об этом, ощущаю удары плети по спине, лицу, удары по всему телу. Затем меня подвесили за руки, наказав так только за то, что я украла всего лишь одну свеклу. Многие из нас погибли из-за холода, теплой одежды мы не имели. Приходилось часами стоять на построении, и не важно, что лежал глубокий снег, а мы — полураздеты и без обуви.
На одном из построений нас заставили полностью раздеться, чтобы провести эксперимент, за сколько времени полностью остынет кровь. И по сегодняшний день, когда в холодную погоду мои пальцы на руках и ногах утрачивают чувствительность, я вспоминаю случай, как стала замерзать. Единственной причиной, благодаря которой я выжила, были несколько человек, свалившихся сверху и согревших меня своими телами. Я подумала, что этот день я переживу, как пережила и тогда, когда сказала себе, что Бога не существует.
Мне посчастливилось выжить, заслугу в этом я полностью приписала самой себе. Позднее я поняла, что благодарить в своем спасении мне следует только Господа.
Но было время, когда казалось, что остаться в живых не удастся. При перевозке узников в Дахау поезд попал под бомбежку. Когда мы из вагонов бросились в лес, убегая от поезда, в голове мелькнула мысль: «Вот так вот. Я достаточно сделала патронов. Теперь их пули опробуют на мне». Смерть казалась привлекательней, чем жизнь.
Я находилась в своем родном городе, как узница концентрационного лагеря, и как-то раз, переходя поле с кем-то, я улыбнулась. За это немцы посадили меня на 24 часа в резервуар со стоками. Мне пришлось стоять на цыпочках, чтобы не утонуть. Тогда мне было не больше 12 лет.
Следующим тяжким испытанием для меня оказалась болезнь сестры, находившейся со мной в одном лагере и заразившейся брюшным тифом. Сестра была единственным родным человеком, оставшимся в живых. Я не верила, что смогу жить дальше, если потеряю ее. Время от времени приходили охранники, чтобы проверить, есть ли среди заключенных больные. Если таковые были, то их выводили на мороз и оставляли замерзать. Я легла поверх сестры, пряча ее, и когда приказали поднять руки тем, кто здоров, я подняла руку вместо сестры.
Тогда я не ведала Господа. Я считала, что переношу страдания в концентрационном лагере, потому что Он отправил меня туда. Позже я поняла, что это было не так. Он помогал мне.
Отобранная для расстрела
Дважды меня отбирали для расстрела. И дважды, когда охранники размыкали цепь, я убегала. Во второй раз я наткнулась на лагерного охранника. Впопыхах я его сразу и не заметила, так что мне пришлось буквально отпрыгнуть от него в сторону. Но и он меня не заметил. Это могло быть только провидением Божиим. Если бы охранник меня увидел, то застрелил бы тут же. Стараясь не быть им замеченной, я тайком пробралась в лесистую часть лагеря.
Когда в мае 1945 года нас освободили, мне казалось, что я никогда не смогу простить немцев за то, что пришлось пережить. Я ненавидела их всеми силами своей души. Ненависть в буквальном смысле отравила мой организм. По этой причине я перенесла 27 операций.
Мне хотелось найти кого-нибудь, кто смог бы сбросить бомбу на Германию и Польшу. Кроме моей сестры и одной из теть, в живых не осталось никого из почти 100 родственников.
Моя новая жизнь
После освобождения я отправилась в Америку, вышла замуж и родила детей. В равной степени, как ненавидела Бога, я стала активисткой в синагоге. Внутренне я понимала, что мои дети должны были узнать об иудаизме, но я не могла их ничему научить, потому что душа моя была мертва. С точки зрения общественной активности я была примерной иудейкой. Я всячески помогала в строительстве еврейской школы. Мне даже удалось стать Президентом женского религиозного общества.
Если бы меня тогда спросили: «Веришь ли ты в Бога?», я бы ответила: «Нет». Даже теперь многие раввины не верят в Библию, и еще меньше верят в Бога. Но я считала необходимым сохранить свою иудейскую принадлежность и соблюдение традиций.
Моя дочь верит в Иисуса
Однажды моя дочь-подросток подошла ко мне и сказала самое худшее, что можно было вообразить. Она заявила: «Мама, я верю в Иисуса Христа. Он и есть иудейский Мессия». У меня чуть не случился сердечный приступ. Я рассказала ей, что Иисус Христос сделал с нашей семьей и почему у нее нет больше многочисленных тетушек и дядюшек. Нацистские охранники неустанно напоминали мне, что это я убила Иисуса Христа, поэтому Он ненавидит меня и за это отправил в концентрационный лагерь, чтобы здесь я и нашла свою смерть.
Когда я еще жила в Польше и мне было семь или восемь лет, католический ксендз ударил меня распятием по голове, потому что я совершила, как он считал, «преступление», пройдя по тротуару перед церковью.
Для меня уверование дочери в Иисуса Христа было равносильно ее смерти. Я выгнала дочь из дому, потому что не могла позволить врагу жить со мной под одной крышей. Когда мой муж отправился в дом, где приютили нашу дочь, чтобы проверить, как у нее дела, то тоже стал верующим. Дом превратился в форпост для пропаганды христианской веры среди евреев. Моя младшая дочь по-прежнему ходила в частную еврейскую школу. Но случайно до меня дошла весть, что она стала христианкой, и я избила ее. Хотя не могу припомнить, чтобы когда-нибудь делала подобное.
Мой муж, принявший Господа, как-то вернулся домой и вслух, для меня, стал читать Притчу 31. До этого я не слышала, о чем говорится в Притче 31, но сообщение им о своей новообретенной вере сделало его в моих глазах также предателем. Раввин ничего не мог поделать с ним. Мой муж был слишком упрям.
Я была готова бросить свою семью, но не могла. Одна из моих подруг, по образованию юрист, сказала: «Если ты уйдешь из дома, то власти заключат тебя под стражу за то, что ты оставила несовершеннолетних детей».
Я потеряла свою первую семью в гитлеровской Германии, а теперь была на грани утраты второй семьи, и все из-за Иисуса. Я была готова встретиться с Иисусом и убить Его.
Я делала все возможное, чтобы переубедить обеих своих дочерей. Я рассказывала им о концентрационных лагерях. Я умоляла их. Я упрашивала своих детей отречься от врага иудеев. В течение двух тысяч лет нас преследовали из-за того, что этого человека христианский мир считал Мессией. Я рассказала дочкам все, что знала и испытала, и ничего не помогло.
С момента, когда мой муж принял христианство, он настоял, чтобы наша старшая дочь вернулась домой. Они вместе непрестанно свидетельствовали мне об Иисусе. Я стала находить свою еврейскую Библию открытой, а рядом — небольшие записки с цитатами из Священного Писания. Тогда я не знала, что это Священное Писание, потому что не знала Библии.
Я отправляюсь к раввину
Я бросилась за помощью к раввину. Он приводил мне различные примеры из Священного Писания, которые я могла использовать в своей семейной борьбе за веру. Дома, в ответ, мне приводили в пять раз больше библейских цитат.
По настоянию семьи я попросила раввина пояснить мне главу 53 книги пророка Исаии. Раввин ответил, что ни один еврей не читает ее, особенно это не должна делать еврейская женщина. Итак, мне нельзя было читать эту главу. То же самое относилось и к Псалму 22. Всего же насчитывается 328 пророчеств прихода страдающего Служителя, Мессии. Я задавала вопросы раввину почти обо всех пророчествах. Наконец, раввин сказал мне больше не приходить в синагогу, потому что я прочла ему главу 53 из книги пророка Исаии.
В слезах я причитала: «Помогите мне! Я не хочу идти этим путем. Что вы от меня хотите? Если Вы говорите, что моя семья мертва, потому что верит в Иисуса, то как тают дома съестные запасы? Кто ими питается? Почему мне приходится так много стирать? Если они все мертвы, то как все это можно объяснить? Помогите мне!» Раввин просто сказал: «Нет. Я не могу тебе больше ничем помочь».
Итак, я начала украдкой пробираться в подвальное помещение и в закрытой комнате читать Новый Завет. Сначала я прочла Евангелие от Матфея и из него узнала, что Иисус был милосердным. Он не был убийцей моего народа, а наоборот — очень добрым человеком. Тогда я задумалась о том, во что верила сама.
Я обратилась к другому раввину за помощью, но он мне сказал: «Видишь ли, я не могу тебе помочь, потому что не сильно знаю Библию».
Миллионер
Вскоре после этой беседы с раввином я была приглашена на обед в дом Артура ДеМосса. Г-н ДеМосс был богатым бизнесменом, христианином. Один раз в год он открывал двери своего дома для пропаганды христианской веры среди евреев. Он спросил меня, не буду ли я возражать, если он помолится за меня. Я ответила ему: «Мне все равно, даже если вы станете на голову. Это ваш дом».
Не обращая внимания на мой ответ, Артур ДеМосс стал молиться. Евреи никогда не закрывают глаза во время молитвы, но неожиданно я это сделала и произнесла очень краткую молитву: «Бог Авраама, Исаака и Иакова, если это правда, Если Он действительно Мессия, то хорошо. Но, Отец, если Он — не Мессия, то забудь, пожалуйста, о том, что я обращалась к Тебе». Это была моя первая молитва с 1942 года. Я ощутила, как огромный камень упал с моей души. Впервые со времен войны я заплакала и ощутила необычайное очищение. Я знала, что Он жив, и я сделала Его своим собственным Мессией.
Когда такие, как я, — жертвы гитлеровского геноцида сердятся на меня за то, что я стала мессианской еврейкой, я просто выражаю им свою любовь, потому что мне их чувства понятны. Я была там и никогда не спорю с ними.
Звонки из Берлина
Однажды мне позвонил Исраэль Рот. Один из его друзей, пастор из большой церкви в Берлине, как-то сказал ему по телефону: «Мы собираемся арендовать самый огромный стадион в Берлине, тот, на котором Гитлер проводил свои сборища, и ищем мессианских евреев для участия в планируемом нами мероприятии».
Исраэль ответил: «Я знаю человека, идеально подходящего для этого». Он имел в виду меня. Но я отказалась от этого предложения.
Когда я покинула Германию, то поклялась никогда не возвращаться на эту проклятую землю. А теперь Исраэль предлагал мне вернуться обратно. Как он мог? Шесть месяцев я боролась с сомнениями: ехать или нет? Я просила Господа о смерти, о возвращении домой, но только не посылать меня в Германию, потому что как только я начинала молиться, то слышала слова: «Да, ты должна вернуться и простить».
Наконец я сдалась. Мы вместе с мужем и еще четырьмя верующими отправились в Германию. Позже к нам присоединились и многие другие христиане. Это была, как я говорила, борьба, длившаяся полгода. Я просила людей поститься и молиться за себя.
Состоялось грандиозное событие. В нем участвовали известные христианские деятели, включая Пэта Робертсона, Демоса Шакаряна и Пата Буна.
Когда я оказалась на том же стадионе, где Гитлер утверждал, что нацисты будут править миром ближайшую тысячу лет, то оказалось, что на этот раз он до отказа заполнен молодым поколением немцев, пришедших сюда по иной причине. Некоторые из них повязали шейные платки с еврейской звездой Давида. То здесь, то там развевались израильские флаги.
Когда я увидела американских деятелей церкви, некоторых из них я знала, и увидела немцев со звездами Давида и мезузах, то подумала: «Что я здесь делаю? Господи, что Ты хочешь от меня? Забери меня отсюда. Я не хочу разговаривать по-немецки. Поступаю ли я правильно? А может, я говорю немцам и всему миру, что нет ничего преступного в уничтожении евреев?» Эти мысли одолевали меня, пока мне не дали слово.
Лицом к лицу с нацистами
В воскресенье меня попросили выступить. Я не помню, как произносила текст своей речи. Я не помню своих слов о прощении. Но после выступления ко мне подходили некоторые люди, кого меньше всего на земле мне хотелось бы видеть. Это были бывшие нацисты. Было понятно, что я попросила подойти бывших нацистов, помолиться со мной и получить прощение. Действительно не помню, как я говорила об этом, но эти люди просили меня простить их. Оказавшись наедине с ними, могла ли я это сделать, как обещала с трибуны?
Я осознала, что говорила о прощении тогда, когда ко мне подошел бывший охранник из Дахау, в ведении которого были карательные операции. Когда он представился, мое тело съежилось от боли. Он преклонил колени и стал молить меня простить его.
Люди не понимают до конца, что мне довелось выстрадать в Дахау и Берген-Белзене. Они не могут вообразить тот ад, который мне пришлось пройти. Я верующая и только милостью Божией я могла простить тех, кто подходил ко мне, потому что просто Роза Прайс никак не могла простить их за ту боль, через которую она прошла, будучи ребенком.
Когда я готовилась к отъезду из Берлина, ко мне подошел один из бывших нацистов, который был рядом во время моей молитвы о прощении, и сказал, что после молитвы он впервые со времени окончания войны смог спокойно заснуть.
Дайте мне силы
Когда мне в следующий раз вновь довелось побывать в Германии, я обнаружила, что нахожусь неподалеку от Берген-Белзена. Хотя я должна была бы сразу и навсегда похоронить воспоминания о Берген-Белзене. Со мной тогда в поездке были и другие верующие: шведская супружеская пара, Сьюзан и Гэри, а также немец, которого звали Отто.
Я поинтересовалась у гида о местонахождении главных ворот. Сама я их не могла найти, потому что сожгли все бараки, а на них я ориентировалась и они меня интересовали. Но я знала, что если мне покажут место главных ворот, то я определю и расположение бараков. Меня поразило, что даже теперь так и не растет трава там, где проходили электрические провода. Траву высаживали несчетное количество раз, все безрезультатно.
Гид показал мне список имен узников Берген-Белзена. В этом списке я нашла свое имя и имя своей сестры. Мы были в последней партии заключенных, отправленных из Берген-Белзена в Дахау. А все, кто остался, умерли от сыпного тифа. Из моих глаз катились слезы. В какой-то момент я закричала, глядя на Берген-Белзен: «Ты умер, а я выжила! Я здесь! Я выжила!»
После этого я начала молиться о спасении Германии и о том, чтобы немцы смогли познать любовь и прощение Мессии. Вдруг у меня мелькнула мысль: «Господи, как я могу молиться на этом кладбище, где столько довелось выстрадать того, что даже не поддается описанию?»
Пока я молилась, Отто охватила истерика. Я подошла к нему и обняла. Он сказал: «Как можно молиться за нас, когда по нашей вине вы так много пережили? Ведь моя семья была причастна к этому. Из-за немцев вы оказались здесь. Как вы можете? Дайте мне силы. Дайте мне силы».
Отто попросил меня о прощении, и у всех на глаза навернулись слезы. Мы молились друг о друге и обо всем немецком народе.
Вы должны прощать
Если у вас нет сил кого-то простить, то я скажу, что невозможно ненавидеть кого-либо больше, чем я ненавидела немцев. Кроме всего, что было, я испортила желудок. До поездки в Берлин мне сделали 27 операций.
Ненависть поражает ваш организм. Любовь не может существовать в одном теле одновременно с ненавистью. Когда наконец я напрочь избавилась от ненависти и любовь стала наполнять мою душу, внутри моего тела начали происходить перемены. Боли перестала меня мучить. С 1981 года мне не сделали ни одной операции, потому что Господь очистил мой организм от яда.
Никто не знает, что такое боль, которую ощутили вы, и никто не знает, что такое боль, через которую прошла я. Но ненависти нет оправдания. Вы должны прощать. Вы должны прощать ненависть.
Вам даже не надо иметь силы, чтобы прощать. Это не от вас зависит. Вы ничего не можете сделать, полагаясь лишь на себя. Вы должны обратиться к Господу, и Господь дарует вам силы.
Комментарий Исраэля Рота
Какая же сила позволила Розе Прайс простить нацистов, по вине которых вся ее семья прошла через столько страданий и была уничтожена?
Святой Дух Божий и является этой силой. Бог предупреждает, что наступит день, когда Он изменит сердце человеческое и даст ему дух новый. «И дам вам сердце новое, и дух новый дам вам; и возьму из плоти вашей сердце каменное, и дам вам сердце плотяное». (Книга пророка Иезекииля 36:26).
Этот Дух, Который Господь дарует, позволит нам обрести более осмысленную жизнь и преодолеть все свои страхи. В книге пророка Иеремии 31:30:33 (31:34 в некоторых изданиях), написанной сотни лет назад до рождества Христова, предсказывается новый завет Божий, в результате которого Бог не только простит наши грехи, но и позволит нам познать Себя!
Почувствуйте близость с Богом. Вы можете услышать Его голос. Вы можете ощущать Его любовь. Я знаю, что это правда, потому что я знаю Его. И то, что Он сделал для меня, Он желает сделать и для вас.